Б. ЧИЧИБАБИН И В.
НЕКИПЕЛОВ: ПОЭТИЧЕСКАЯ ПЕРЕКЛИЧКА ЧЕРЕЗ
30 ЛЕТ
(Журнал
“Брега Тавриды”. – Симферополь, 2000. – № 2–3. – С. 227–232.)
В послевоенный Крым приезжали миллионы
людей, в том числе сотни писателей, из разных регионов Советского Союза. Они
отдыхали в ведомственных санаториях и домах творчества. И, конечно, многие из
них знали о трагедии крымских татар. Они слышали и сами произносили эти
нерусские имена – Коктебель, Карадаг, Учан-Су, Демерджи и др. Они видели
остроконечные минареты ханского дворца в Бахчисарае, ходили по узким улочкам
Алушты и Гурзуфа, вдоль которых стояли вросшие в землю домики, крытые красной
черепицей. Наконец, они осознавали этот парадокс – Крым без татар, но молчали.
Почему? Причины известны и понятны: одни были убеждёнными функционерами и
апологетами тоталитарного режима, другие – боялись его, третьи – и таких было
большинство – относились к отряду равнодушных, с молчаливого согласия которых
творятся преступления.
И только единицы поднимали голос в защиту
несправедливо репрессированного народа. Я хочу назвать их несколько
устаревшим, но семантически ёмким и торжественным словом – печальники.
Печальник – это тот, кто скорбит за других, страдает из-за чьих-то печалей,
горестей. Печальник – это тот, кто печётся, заботится о ком- или чём-либо. По
закону семантического, эмоционального и стилистического согласования слово печальник
коррелирует со словом сан в его первом значении – «звание, связанное с
почётным положением». К сану печальников татарского Крыма можно причислить небольшой
ряд видных общественных деятелей (академика А.Д. Сахарова, генерала П.
Григоренко), в том числе таких писателей, как Борис Чичибабин и Виктор
Некипелов.
«Как непристойно Крыму без татар», –
написал Б. Чичибабин. В
О творчестве Виктора Некипелова я
докладывала на VI Крымских международных Шмелёвских чтениях. Знакомясь с
творчеством Б. Чичибабина, обратила внимание на тематическую и пафосную
перекличку некоторых произведений этих поэтов, что и вынесено в подзаголовок
данной статьи.
Б. Чичибабин и В. Некипелов не были
знакомы, но они относились к одному поколению (Б. Чичибабин: 1923–1994, В.
Некипелов: 1928–1989), и потому в их жизни и творчестве есть переклички и совпадения:
оба сидели в лагерях (Б. Чичибабин – в 1946–1951, В. Некипелов – в 1973–1975,
1979–1987); оба с конца 60-х годов часто бывали в Крыму.
При всем различии их поэтики поражает
тематическая близость некоторых «крымских» стихотворений, а также совпадение их
пафосного вектора. Проведу только две параллели.
I. В стихотворении
«Крымские прогулки» Б. Чичибабина (1961) лирическим героем является сам автор, и авторская
позиция выражена прямо, в лоб:
... Улочками кривыми / в горы дышал и
лез. / Думал о Крыме: чей ты, / кровью чужой разбавленный? / Чьи у тебя мечети,
/ прозвища и развалины?
Далее тема развивается крещендо: Люди
на пляж, я – с пляжа, / там, у лесов и скал, / «Где же татары?» – спрашивал, /
все я татар искал. / Шел, где паслись отары, /жёлтую пыль топтал, /«Где ж вы? –
кричал, – татары?» / Нет никаких татар... Стало их горе солоно. / Брали их
целыми сёлами, / сколько в вагон поместится. / Шёл эшелон по месяцу… / Родина
оптом, так сказать, /отнята и подарена, – / и на земле татарской / ни одного татарина.
Эта же тема развивается в цикле
«Судакские элегии» (1974, 1982):
Алчак-Кая, Солхат, Бахчисарай.../ Я понял
там, чем стал Господень рай / после изгнанья Евы и Адама.
И далее – уже цитированное выше: Как
непристойно Крыму без татар. // Шашлычных углей лакомый угар, /заросших кладбищ
надписи резные, / облезлый ослик, движущий арбу, / верблюжесть гор с кустами на
горбу, / и все вокруг – такая не Россия.
Эта же тема «непристойности Крыма без
татар» развита в двух стихотворениях В. Некипелова – «Гурзуф» (1968) и «Баллада
об отчем доме» (1968). В первом лирический герой-автор тоже ходит по дорогам
Крыма, и ему тоже везде чудятся татары: От минарета к минарету, / От чайханы
до чайханы, / Я вновь блуждаю до рассвета / В молочном зареве луны. / И сердце
верит неустанно, /Что через несколько шагов / Вдруг различу в тени платана /
Бараньи шапки стариков.../ Услышу скрип тяжёлой двери / И различу издалека
/Лукавый взор татарской пери /Из-под душистого платка ... Каким-то странным,
медным светом / И тихой болью залит мир …/ Как будто я с чужим поэтом / Брожу
среди его могил …
И далее – почти дословная перекличка с
приведёнными выше строками Б. Чичибабина: Он не корит, не попрекает, / Но –
не забыть, не превозмочь –/ В усталой памяти всплывает / Та обездоленная ночь –
/ Когда трусливо и послушно / Орда опричная, – как скот, – / Вдруг растолкала
по теплушкам / Его талантливый народ... Поэт ощущает свою личную вину в
трагедии крымскотатарского народа: Мое преступное молчанье / Простишь ли
мне, Гурзуф-Ага? И далее – поэтическое пророчество поэта, ставшее
реальностью только в последние годы: Гурзуф молчит. Гурзуфу снится / День
Возвращенья Мастеров. (Все три слова – с заглавной буквы.)
В «Балладе об отчем доме», тематически
примыкающей к стихотворению «Гурзуф», В. Некипелов использует необычный прием –
отождествления автора с лирическим героем-татарином, без разрешения приехавшим
на родину: Я – крымский татарин. / Я сын этих солнечных гор, / К которым
сегодня прокрался украдкой, как вор. / ... Поклон Аю-Дагу и сизой, туманной
Яйле! / Как долго я не был на горестной отчей земле. / Вот дом глинобитный, в
котором родился и жил. / Ах, как он разросся, посаженный дедом инжир!
Последняя строка, повторяя первую,
усиливает и закрепляет трагический пафос стиха: Я – совесть, и смута, и
чей-то дремучий позор. / Я -- крымский татарин, я сын этих солнечных гор.
Именно этот прием отождествления автора с
лирическим героем дал основание некоторым крымским татарам считать, что данное
стихотворение написано крымскотатарским поэтом Ленуром Ибраимовым, жившим в те
годы в Симферополе. В упомянутой выше моей работе о творчестве В. Некипелова
был проведен сопоставительный анализ текстов обоих поэтов по таким параметрам,
как специфика словоупотребления, система образных средств, нормативность и др.
Результаты анализа позволили сделать вывод о том, что стихи «Гурзуф» и «Баллада
об отчем доме» написаны не Ленуром Ибраимовым, а Виктором Некипеловым. Решающим
аргументом здесь явились присланные мне из Парижа вдовою В. Некипелова, Н.М.
Комаровой, черновики второго стихотворения с авторскими правками и её личное
свидетельство: «...Как-то никогда не приходила мысль, что однажды нужно
будет доказывать Витино авторство... Была ли я свидетелем написания этих двух
стихотворений? Да! И этих двух, и всех других, написанных с 1965 года». (Из
писем к автору данной статьи.)
2. Юг, Крым, море явились той
ассоциативной базой, на которой сложились ещё два стихотворения: у Б.
Чичибабина – «Дельфинья элегия» (1984), у В. Некипелова – «Я ушел за китом
голубым» (без даты, приблизительно конец 70-х – начало 80-х годов). В них –
личностное, философское осмысление Бытия, Жизни и Смерти. Содержательная
параллель поддерживается и общим образом – кита-великана Моби Дика.
На этом, однако, сходство ассоциативного
ряда кончается. Более того, с каждой строкой обоих стихотворений всё рельефнее
проступает аксиологический контраст: поэты по-разному оценивают окружающий мир
и своё место в нём. Б. Чичибабин сравнивает себя с подопытным дельфином:...Я
чувствую себя дельфином / на карадагской биостанции. Ему здесь, в этом
замкнутом и душном мире, одиноко и безысходно: Я разлучен с родимой бездной,
/ мне всё враждебно и непрочно, / и надо мной не свод небесный. / а потолок цементно-блочный ... И вот – в пяти шагах от моря, / от
неба синего и рая / я с неразумия и с горя/ никак не сдохну, умирая.
Современники и друзья поэта отмечали, что
в его стихах того времени всё чаще стали прорываться ноты усталости от самого
себя, возникала даже досель не свойственная ему внутренняя расслабленность. «Ибо
по своему природному складу Чичибабин не мог довольствоваться только общением
с Космосом, Вечностью, Историей. Всю полноту бытия он ощущал, когда жил в
измерении современной народной, национальной жизни, мыслил и чувствовал в
масштабах своей эпохи». Трагическая тема была всё же не сиюминутным явлением, а
перманентным мотивом жизни и творчества поэта. Вот так заканчивается последнее
стихотворение Б. Чичибабина: Не мои – ни пространство, ни время, / ни с обугленной вестью тетрадь. / Не под
силу мне бренности бремя, / но от бесов грешно умирать. / Быть не может земля
без пророка. / Дай же сил мне, – кого-то молю, – / чтоб не смог я покинуть до
срока/ обречённую землю мою.
Трагическое восприятие жизни было
характерно и для творчества В. Некипелова. Оно во многом питалось трагическими
фактами его судьбы:
... Былых стихов о синей птице /Я не пишу
давным-давно. / Слова надежды и бессилья! / Три главных темы, три пути. / Лишь
три: Тюрьма, Любовь, Россия / Живут теперь в моей груди. Однако в конце жизни он смог преодолеть
личную трагедию. Обращаясь к жене, он говорит: Кто-то будет судить и
судачить злорадно, / Кто-то станет болтать, что я призрак и дым. / Ты ответишь
им: нет, он вернется обратно, / Он ушел за китом голубым.
Вырвавшись из тисков грядущего небытия,
поэт провозглашает принцип трагического оптимизма: Проживи свою жизнь без
стенаний и боли, / Жди меня – как всегда, вспоминай молодым. / Клетки нет.
Смерти нет. Есть бескрайняя воля, / Я ушел за китом голубым
В данной работе сделана попытка
постановки проблемы, которая обозначена – «Печальники крымских татар». Хотелось
бы выстроить более длинный ряд «печальников» и выявить их «лиц необщее
выражение».