ОППОЗИЦИЯ «МУЖЧИНА – ЖЕНЩИНА» В
РУССКОЙ ФРАЗЕОЛОГИИ
(Грани
слова: Сборник научных статей к 65-летию проф. В.М. Мокиенко. – Москва: Изд-во
ЭЛПИС, 2005. – С. 165–169.)
«Мужчина
– женщина» – онтологическая оппозиция, лежащая в основе естественного языка как
базового компонента человеческой культуры. Пристальный интерес к категории
гендера, понимаемой как социокультурная ипостась человека, обусловлен сегодня
бурным развитием новых направлений лингвистики, в центре внимания которых
находится говорящий, думающий и чувствующий человек. Гендерная опппозиция – это
языковая универсалия, обладающая в языках разного типа специфическим набором
категорий и форм выражения.
Разные
уровни языковой системы обладают разной гендерной отмеченностью: наиболее
регулярно гендерная оппозиция проявляется в морфологии, словообразовании и
лексике, менее отчетливо – в синтаксисе. Фразеология же стала предметом
изучения в гендерном аспекте лишь в последние годы.
Исследователи
уже обратили внимание на гендерную маркированность русской фразеологии в плане
содержания и прагматики. Обычно отмечается способность фразеологических единиц
разного типа, преимущественно паремий, давать отрицательный аксиологический
портрет женщины глазами мужчины (Курица не птица, женщина не человек; Баба с
возу – кобыле легче; У бабы волос долог, да ум короток; У бабы дорога – от печи
до порога и др.), реже – отрицательный портрет мужчины глазами женщины (Муж
– голова, жена – шея; Седина в волосы – бес в ребро; Сила есть – ума не надо и
др.) [1–3; 5–7].
Сегодня, однако, рано говорить о становлении
отдельного раздела лингвистической гендерологии, который можно было бы назвать
фразеологической гендерологией или гендерной фразеологией. В данной статье лишь
намечен круг проблем, которые могут составить предмет этого раздела науки: типы
гендерных фразеологических номинаций и предикаций; способы выражения
грамматических значений маскулинности и феминности во фразеологии;
фразеологическая параметризация мужчин и женщин; гендерно маркированные
фразеологические поля; номинации мужчин и женщин, в том числе антропонимы в
составе фразеологических единиц как элемент внутренней формы; отражение
категории гендера во фразеографии и др.
Впервые на гендерную отмеченность содержания
некоторых фразеологических единиц в русском языке обратил внимание Л.И.
Ройзензон. Разрабатывая проблему фразеологической парадигматичности, т.е.
способности фразеологизмов к изменению их грамматической формы (выделены
нулевая, полная и неполная фразеологическая парадигматичность), он привел примеры
неполной фразеологической парадигмы на «родо-половой основе»: гусь
лапчатый, но – *гусыня лапчатая; шут гороховый, но – *шутиха
гороховая; рубаха-парень, но – *рубаха-девушка; сам с усам, но – *сама
с усами и др. [4, с. 204].
Более
интересными – в гендерном плане – представляются следующие замечания Л.И.
Ройзензона: «...В русской фразеологии имеет место явление феминизации и
маскулинизации УСК (устойчивых словесных комплексов – А.Э.), т.е. закрепление
за той или иной ФЕ определенного объекта, на который распространяется действие
лица того или иного пола» [4, с. 205]; ср.: будь мужчиной, волочиться за
каждой юбкой, но: вешаться на шею, наставлять рога.
Думается,
гендерная отмеченность фразеологических единиц во многом коррелирует с их
семантико-грамматическим (частеречным) значением. Такие единицы мною обнаружены
преимущественно среди субстантивных фразеологизмов, реже – глагольных и
адъективно-предикативных.
Для
анализа в данной работе из ФСРЯ [8] были выбраны субстантивные идиомы со
значением лица. Большая часть таких единиц обладает не номинативным, а
предикатным (признаковым, характеризующим) значением. В гендерном отношении они
в массе своей не маркированы – обозначают и характеризуют лиц обоего пола в
социально-статусном, психологическом, нравственном и других аспектах.
Идеографическая
параметризация субстантивных фразеологизмов позволила выделить семантические
группы, называющие и характеризующие человека по следующим признакам:
1.
Социальное происхождение: голубая кровь – ‘человек дворянского,
аристократического происхождения’; белая кость – ‘человек знатного
происхождения или принадлежащий к привилегированному сословию в дореволюционной
России’; жеребячья порода – ‘презрительное прозвище попов’ и др.
2.
Семейное положение и родственные отношения: дражайшая половина – ‘супруг
или супруга, чаще – о жене’; плоть и кровь, плоть от плоти, кость от кости,
кровь от крови – ‘1. родной ребенок, о кровном родстве’; христова
невеста – ‘2. немолодая женщина, не бывшая замужем’; седьмая вода на
киселе – ‘очень дальний родственник’ и др.
3. Социальный статус: большая рука, птица
высокого полета – ‘влиятельный человек, занимающий высокое положение в
обществе’; важная птица – ‘человек, занимающий высокое служебное или
общественное положение, обладающий весом, властью, большим влиянием’. Большая
часть фразеологизмов этой группы имеет пейоративную семантику: ноль без палочки
– ‘ничего не стоящий, не значащий человек’; последняя спица в колеснице –
‘1. человек, играющий ничтожную, незначительную роль в жизни, в обществе, в
каком-либо деле’; птица низкого полета – ‘человек, не занимающий
видного, значительного положения в обществе’; мелкая сошка – ‘человек,
занимающий невысокое общественное или служебное положение, неавторитетный
человек’; ворона в павлиньих перьях – ‘человек, тщетно пытающийся
казаться более важным, значимым, чем он есть на самом деле’; шишка на ровном
месте – ‘незначительный, не имеющий влияние, веса человек’ и др.
4.
Особенности характера, преимущественно отрицательные: хитрость, лицемерие – гусь
лапчатый, продувная бестия; робость, застенчивость – заячья душа, божья
коровка; бесшабашность – буйная голова, забубённая голова, бедовая
головушка и др.
5.
Умственные способности: положительные – светлая голова, ходячая энциклопедия;
негативные – дурья голова, дубина стоеросовая, дырявая голова, мешок с
соломой и др.
6.
Внешние физические качества: коломенская верста – ‘человек очень
высокого роста, верзила’; каланча пожарная – ‘очень высокий человек’; слепая
курица – ‘близорукий, плохо видящий человек’; сонная тетеря –
‘человек, который очень любит поспать, соня’; тепличное растение –
‘слабый, изнеженный человек’ и др. [9, с. 62–64.]
Как
было сказано выше, основная масса субстантивных фразеологических единиц со
значением лица не дифференцированна по признаку пола. Гендерная семантика может
конкретизироваться и эксплицироваться в речи сочетаемостными потенциями
фразеологизмов, а также широким контекстом. Ср. актуализацию фразеологических
единиц со значением лица мужского и женского пола: Прежде поп был притча во
языцех, последняя спица в колеснице... – Эта девушка...говорит хорошо,
убежденно, – видно, не последняя спица в колеснице. Он был мастер на все руки.
– Тетя Даша была мастер на все руки.
Анализ
иллюстративной зоны словарных статей, однако, показал, что основная масса таких
единиц актуализирует в речи значение лица мужского пола. Думается, здесь в
скрытой форме проявляется андроцентричность языка. Кроме того, следует иметь в
виду, что маскулинный уклон семантики таких единиц, как важная птица, птица
высокого полёта, калиф на час, заплечных дел мастер, чернильная (бумажная)
душа, канцелярская крыса и т.п., во многом обусловлен исторически
сложившейся дифференциацией трудовой деятельности между представителями разных
полов. Несомненно также влияние лексикографических традиций: семантизация слов
и фразеологизмов общего рода в словарях обычно осуществляется с помощью
синонимичных слов мужского рода (чернильная душа – ‘бюрократ, чиновник,
формалист’) или субстантивным словосочетанием со стержневым компонентом человек
(травленый волк – ‘человек, испытавший в жизни многие лишения,
невзгоды и приобретший опыт, знания’). (Уместно вспомнить в этой связи максиму
«Курица не птица, женщина не человек», которая отражает исторически
сложившуюся русскую профанную ментальность.)
Значение
лица мужского и женского пола может быть выражено лексически и морфологически
– лексическим значением и системой родовых и «половых» аффиксов субстантивного
компонента устойчивых словосочетаний. Ср.: старая дева, христова невеста,
подруга жизни – шут гороховый, олух царя небесного и др. Ср. также
гиперонимы слабый пол – сильный пол, фразеологическое значение которых
мотивировано ассоциативно-смысловым ореолом адъективных компонентов слабый –
сильный.
Гендерные
различия выступают особенно рельефно при наличии лексических и
словообразовательных оппозиций в составе одноструктурных фразеологических
единиц с общим компонентом. При этом первым членом оппозиции выступают, как
правило, языковые единицы со значением мужского пола, что также можно
рассматривать как проявление скрытого языкового сексизма [1, с. 182]: раб
божий – раба божья, соломенный вдовец – соломенная вдова, маменькин сынок –
маменькина дочка, искатель приключений – искательница приключений и др.
Предварительные
наблюдения показывают, что аксиология мужчин и женщин в зеркале идиоматики
асимметрична в количественном и качественном отношениях: как было показано
выше, большая часть фразеологизмов со значением общего рода характеризует
мужчин как с положительной, так и с отрицательной сторон; небольшое количество
идиом с феминной семантической отмеченностью характеризуют женщину
преимущественно в отрицательном ключе: драная кошка – ‘худая,
измождённая женщина’; маменькина дочка – ‘избалованная, изнеженная
девочка, девушка’; синий чулок – пренебр., презр., ‘женщина, лишенная
женственности, обаяния и всецело поглощенная книжными, учеными интересами’; вешаться
на шею – ‘2. навязываться, усиленно добиваться расположения, взаимности,
любви (о женщине по отношению к мужчине)’; трепать юбки (хвост, хвосты) –
‘вести распутную жизнь, распутничать (о женщине)’; ходить по рукам – ‘2.
вступать в половые отношения то с одним, то с другим мужчиной (о женщине)’; стрелять
глазами (глазками) – ‘2. кокетливо, игриво поглядывать на кого-либо’; строить
глазки – ‘кокетничать с кем-либо, игриво поглядывать на кого-либо’; прост. приносить
в подоле – ‘рожать внебрачного ребенка’; диал. гиблое семя –
‘женщина, не способная рожать’ и др.
Даже,
казалось бы, нейтральные в аксиологическом отношении фразеологизмы слабый
пол, Евина дочка, старая дева, наша сестра, ваша сестра имеют в своем
содержании потенциальную негативную сему, которую можно эксплицировать с
помощью ментальной процедуры выводного следствия: наша сестра –
‘мы, женщины, следовательно, можем вести себя в соответствии с типичной моделью
поведения женщины – кокетничать, лгать, плакать, говорить о пустяках и т.п.’.
Отдельная
проблема – анализ фразеологизмов, включающих в свой состав слова, обозначающие
лиц мужского и женского пола, их дериваты, а также собственные имена: базарная
баба, красная девица, бабьи сказки, чёртова кукла, как на маланьину свадьбу,
(драть, пороть) как сидорову козу, показать кузькину мать, куда Макар телят не
гонял и др. Гендерный компонент в содержании таких единиц во многом
обусловлен прозрачностью их внутренней формы, восходящей к прецедентным
событиям или текстам.
К
этой же группе можно отнести идиомы, включающие в свой состав номинации
мифологических, фольклорных и др. персонажей разного пола. Так, гендерная
маркированность значений фразеологизмов в костюме Адама – ‘нагишом, без
всякой одежды (о мужчине)’, в костюме Евы – ‘нагишом, без всякой одежды
(о женщине)’ обусловлена широкой известностью прецедентного текста – Библии. И
здесь наблюдается отмеченная выше андроцентричность языка: отсутствуют единицы
с компонентами ведьма, русалка, а идиом, включающих в свой состав
лексемы чёрт, бес и их производные, насчитывается более
шестидесяти: бес попутал, на кой чёрт (бес), чёрт ногу сломит, до чёртиков,
чёртова кукла, чёртова перечница, как чёрт от ладана ( убегать, отмахиваться),
чем чёрт не шутит, сам чёрт не брат, чёрт дернул за язык, у чёрта на
куличках, чёрта (беса) лысого и др. Анализ семантики этой группы
фразеологизмов можно проводить путем реанимации и соответствующей
интерпретации, в том числе и в лингвокультурологическом аспекте, их внутренней
формы.
Особая
гендерно отмеченная зона во фразеологии – это инвективная (бранная)
фразеология. Исследователи отмечали, что инвективы чаще используются в мужской
речи. Известно, что в составе инвективной фразеологии часто встречаются слова,
обозначающие и характеризующие женщину и «срамные» части ее тела, а во
внутренней форме таких единиц отражены акты сексуального насилия. Исследование
данного участка русской фразеологии (и лексики) табуировано морально-этическими
соображениями. Однако нет сомнения в том, что инвективная лексика и фразеология
являются специфическим феноменом русского языка, весьма значимым в собственно
лингвистическом, социолингвистическом (лингвокультурологическом) и прагмалингвистическом
аспектах.
Намеченная
в данной работе проблематика фразеологической гендерологии ждёт своего
дальнейшего углублённого анализа. Гендерно маркированная фразеология русского
языка являет собой значимый фрагмент концептуального поля «человек», которое
является базовым компонентом русской национальной концептосферы.
ЛИТЕРАТУРА
1.
Малишевская Д. Базовые концепты культуры в свете гендерного подхода (на
примере оппозиции «Мужчина / Женщина») // Фразеология в контексте культуры. –
Москва, 1999. – С. 180–184.
2. Маслова
В.А. К вопросу о мужском и женском языках и о вербальном поведении мужчины
и женщины // Уполномоченное образование – путь в третье тысячелетие. Материалы
международной научно-практической конференции. – Киев, 2000. – С. 9–12.
3. Маслова
В.А. Лингвокультурология. – Москва, 2001. – С. 121–131.
4. Ройзензон Л.И. Лекции по общей и русской
фразеологии. – Самарканд. 1973. – 223 с.
5. Семиколенова
Е.И.: Гендерный анализ как способ исследования «человеческого фактора» в
языке // Уполномоченное образование – путь в третье тысячелетие. Материалы международной научно-практической
конференции. – Киев, 1999. – С. 12–19.
6. Синельникова
Л.Н., Богданович Г.Ю. Введение в лингвистическую гендерологию. –
Луганск. – Симферополь, 2001. – 40 с.
7. Телия
В.Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и
лингвокультурологический аспекты. – Москва, 1996. – 288 с.
8.
ФСРЯ – Фразеологический словарь русского языка / Под ред. А.И. Молоткова. – Изд. 4, стереотипное. – Москва:
Русский язык, 1986. – 343 с.
9. Эмирова
А.М. Русская фразеология в коммуникативном аспекте. – Ташкент: Фан, 1988. –
96 с.